Голод и идеология общества (П. Сорокин)

П. СОРОКИН*. ГОЛОД И ИДЕОЛОГИЯ ОБЩЕСТВА
Под идеологией общества я разумею совокупность представлений, понятий, суждений, комплексы их: убеждения, верования, теории, «мировоззрение», свойственные членам агрегата. Причем мной в понятие идеологии включаются как убеждения, теории, верования и т.д., только переживаемые и мыслимые про себя, так и проявленные вовне: словами, письменными знаками, рисунками, жестами и другими способами…
… Исследование поведения и идеологии отдельного индивида показывают, что «содержание сознания» последнего резко меняется при резких изменениях кривой количества и качества пищи, поступающей в его организм. Это изменение состоит в том, что при голоде идеология человека деформируется в направлении укрепления и усиления суждений, теорий, убеждений и верований, при данных условиях благоприятствующих, «одобряющих» применение мер, способных дать пищу, с одной стороны, с другой – в сторону ослабления и подавления речевых и субвокальных рефлексов, мешающих, препятствующих этому утолению…
… Я утверждаю, как бы это ни казалось парадоксальным, существование функциональной связи между количеством и качеством калорий, поглощаемых обществом, и сменой успеха или неуспеха ряда идеологий, циркулирующих в нем…
… Целесообразнее будет остановиться на какой-либо одной крупной и типичной системе верований или идеологий, на ее судьбах уяснить суть дела и проверить указанную связь. Так я и поступлю. В качестве такой типичной системы верований и убеждении я возьму социалистически-коммунистические и уравнительные теории, воззрения, идеологии.
… Голод у голодных, поставленных в указанные условия, должен вызывать появление, развитие и успешную прививку коммунистически-социалистическиуравнительных рефлексов, в частности рефлексов речевых и субвокальных (убеждений), иными словами, «коммунистически-социалистической идеологии». Последняя в таких голодных массах находить прекрасную среду для прививки и распространения и будет «заражать» их с быстротой сильнейшей эпидемии. Совершенно не важно, под каким соусом она будет подана и как обоснована: по методу ли Маркса или Христа, по системе ли Бабефа–Руссо, якобинцев или по системе Катилины и анабаптистов, на принципе ли «прибавочной стоимости» и «материалистического понимания истории» или на принципе Евангелия: «Кто имеет две рубашки – пусть отдаст одну неимущему».
Эти обосновывавшие, мотивирующие и оправдывающие «тонкости» массе совершенно не важны, они ей недоступны, она ими не интересуется. Это – «соус», для нее совершенно не имеющий значения. А важно лишь то, чтобы идеология благословляла на акты захвата, раздела, поравнения, чтобы она прямо на них наталкивала, их одобряла. А почему, на каком основании – это дело десятое. Если какое-нибудь обоснование есть – отлично. Если нет – тоже не беда. Если при данных условиях всего более подходят для «оправдания» Евангелие – идеология будет ссылаться на него, во имя заповеди Христа будет благословлять «обобществление». Если сейчас более подходящей является идеология Маркса – будет взята она, будет широко прививаться и под ее флагом будет идти соответственное «обобществляющее» движение…
… Кому не известно, что в прошлом и теперь коммунистически-социалистические идеологии (во всех их многочисленных формах) вербовали своих адептов и носителей почти исключительно из бедноты и встречали противников в богатых и сытых группах…
… Возьмите… идеологию раннего христианства. В первое время она была идеологией коммунистической, предписывавшей если не юридически, то морально: у кого две одежды, то дай неимущему; и у кого есть пища – делай то же; богатый – раздай имущество бедным, ибо легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное. В ряде первых христианских общин, в частности в Иерусалимской, «никто ничего из имения своего не называл своим, все было общее» (Деяния Апостолов, 4,32,34; 4,44,45). Здесь был полный потребительский коммунизм; и Анания и Сапфира, утаившие часть имущества, были наказаны смертью. В более мягкой форме, но тот же коммунизм потребления существовал и в других ранних общинах: Коринфской, Фессалийской, Еффесской и т.д.
Словом, как ни пытались и пытаются смягчить эту черту ряд теоретиков христианства – она, несомненно, была ему присуща.
Ему присущ и ряд других черт коммунистически-социалистической идеологии, вроде положений, сформулированных рано и повторявшихся позже: «Не трудящийся, да не ест» (апостол Павел), «Богатые – ленивые трутни» (Иоанн Златоуст), «Частная собственность по своей природе есть неправда» (Климент Александрийский), «Природа создала общее право для всех, узурпация отдельных лиц вызвала частное право, корысть разделила владения» и т.п. «Бесстыдная речь!» – говорит св. Амвросий защитнику собственности. «Частная собственность противоречит природе» и т.п.
К кому же всего легче прививалась эта идеология? Из кого рекрутировались ее адепты?
«Кто составлял большинство общины? – Босяцкий пролетариат» (К. Каутский).
Нищие, беднота, рабы – вот тот слой, к кому она быстро прививалась и среди кого имела успех. Герои христианства – «блаженны нищие». Имущество церкви – patrimonium pauperum .
И первые христианские монастыри – коммуны состояли из бедноты. «Те же слои народа, которые дали первых христиан, явились и материалом для монастырей. Это были в большинстве бедняки… Большинство монастырей представляло собой союзы бедняков» . «Служению Божию», жалуется Августин, посвящают себя большей частью рабы или вольноотпущенники, или крестьяне, ремесленники и прочие плебеи. Здесь особенно сильно проводился коммунизм.
Чувство частной собственности особенно сильно подавлялось в монастырях.
Правило гласило: «Пусть никто не владеет никакой собственностью, ни книгой, ни пером, ни письменной доской, ничем, абсолютно ничем».
Позже в состав христиан вошли и богачи, но дух и практика разбогатевшей христианской церкви к этому времени (как увидим ниже) резко изменились. Если время от времени по разным поводам и воскресала первичная коммунистическая идеология, то без всякого результата и успеха в официальной церкви; фактическое же оживление ее принимало формы «ереси», возникало опять-таки среди бедноты и преследовалось самой церковью и носителями ее власти.
И позже коммунистические идеологии, возникавшие на почве христианства, опять-таки вербовали своих адептов из среды бедноты, главным образом. Коммунизм древнего христианства соответствовал потребностям бедного пролетариата.
«За весьма малым исключением господствующие классы почти не принимали участия в зарождении (такой) ереси. Как общее правило, ересь первоначально распространялась среди массы простого народа. Удары, поставившие существование (официальной церкви и иерархии) в опасность, были нанесены людьми темными, проповедовавшими между бедняками и угнетенными, оскорбленными и униженными».
Так именно обстояло дело с патаренами и катаррами, у которых практика и идеология была коммунистической в значительной мере и которые вербовались, главным образом, из низших слоев народа.
Так было с арнольдистами, католическими бедняками, вальденсами, гумилиатами, с апостольскими братьями и беггардами…
… Возьмем ли мы обширные агрегаты или агретаты небольшие, в общем и целом рост успеха коммунистической и сродных идеологий происходит именно или в момент обнищания масс, или в момент совпадения обоих процессов, то есть в моменты роста дефицитного и сравнительного голодания…
… Не случайным фактом в этом процессе разлива уравнительно-социалистических идей является возникновение и быстрое развитие христианства. Если само по себе его появление – случайность, результат совпадения многих причин, то чрезвычайно быстрое завоевание этой идеологией умов и душ в I, II и Ш вв. – явление вполне понятное с точки зрения проверяемой теории. Бедности и нищеты в эту эпоху было бесконечное изобилие. Богатству и роскоши не было границ. Почва для коммунистической идеологии была готова. Мудрено ли поэтому, что христианство с его коммунистическими чертами как идеология «нищих», «обездоленных», «труждающихся» и «обремененных» быстро заразило многочисленные слои бедноты и выросло в религию сотен тысяч.
Являясь идеологией нищих бедняков, будучи интернациональным, проповедуя царство бедных и проводя потребительский коммунизм, оно быстро завоевало низы, жаждавшие этого, низы – голодные, отвыкшие от работы, страдавшие и убеждавшиеся в безуспешности государственной помощи.
Так как в ближайшие века империи положение масс не улучшалось, а ухудшалось, то и распространение этой идеологии росло. И вплоть до Ш–IV вв. отцы церкви Туртуллиан, Василий Великий, Климент Александрийский и другие не раз подчеркивали коммунистические черты христианства и выступали идеологами коммунизма.
С того же момента, когда церковь разбогатела, когда в ее лоно вошли богатые слои, началось обратное движение христианской идеологии: она мало-помалу стала затушевывать и терять первоначальные коммунистические черты, сначала робко, потом резче и резче, пока в конце концов не выкристаллизовалась в идеологию, вполне «приемлющую» мир с его богатством и бедностью, деспотизмом одних и унижением других.
Но чем сильнее христианская идеология официальной церкви эволюционировала в этом направлении, тем менее и менее пригодной делалась она в качестве идеологии бедноты, тем неизбежнее становился отрыв последней от нее и тем необходимее вызывалось появление новых идеологий, на почве того же христианства, но с чертами раннего христианского коммунизма. Так оно и было в действительности.
Возврат к «чистому слову Божию» и «к апостольской бедности», то есть к первичному христианству в форме «коммунистических ересей», обнаруживается тогда, когда церковь уже разбогатела и перестала выражать чаяния бедноты, когда бедность возросла, когда появилась довольно резкая имущественная дифференциация бедных масс – крепостных, ремесленников, пролетариата, с одной стороны, клириков, богатых землевладельцев, феодалов и городской аристократии – с другой.
К X–XI вв. церковь, как известно, стала богачом. В VIII в. собственность церкви в Галлии составляла третью часть всей заселенной территории. В конце периода Каролингов получились еще более обширные владения церкви.
В Англии вплоть до XV в. половина земель принадлежала церкви. Мудрено ли поэтому, что идеология официальной церкви растеряла весь коммунизм и не могла быть больше идеологией бедноты. К последней отныне должны были прививаться иные идеологии, с коммунистическим оттенком, хотя бы возникшие на почве того же христианства, но носившие явно антицерковный характер. В этих идеологиях мог появиться и лозунг захвата и раздела церковных богатств, как главных «магнатов», притягивавших бедноту…
И действительно, подобные идеологии появились…
… В нашей стране мы были свидетелями, как с 1916 г., когда уже обеднение дало себя знать, особенно в городах, левосоциалистические идеологии стали быстро развиваться. В 1917 г. социализм стал религией большинства масс. Со времени революции приток адептов в социалистические партии совершался сотнями тысяч. Идеология социализма и коммунизма – в рафинированной или примитивной форме – захлестнула все сознание народных масс. Маркс и другие идеологи стали божествами. Программы социалистов – в их практических лозунгах – символами веры…
… Как указано было выше, с обогащением какой-либо группы, без усиления имущественной дифференциации, пищетаксис ее ослабляется; значит, притяжение ее «скопами» и богатством падает, слабее поэтому становится и ее стремление к захвату достояния других групп или лиц. Если же бывшая бедная группа, хотя бы путем «коммунизации», обогатилась настолько, что под ней образовались еще более бедные группы, для которых уже достояние первой становится притягательным магнитом, то декоммунизация идеологии этой первой группы идет еще быстрее, ибо теперь ей угрожает опасность захвата захваченного достояния ее самой, из уравнителей теперь они попадают в положение богачей, которых могут уравнять так же, как они сами уравняли бывшую до них «буржуазию». Попав в положение последней, эти разбогатевшие уравнители неизбежно получают ее антиэгалитарную идеологию, вытеснявшую былую идеологию.
Наконец, если данная группа не богатеет, но имущественные контрасты ее с окружающими группами уменьшаются, то есть последние беднеют, то опять-таки пищетаксис первой – особенно сравнительный – ослабляется, падает и коммунистическая идеология. Если же это обеднение всеобщее и очень сильно, то есть делить нечего и этой дележкой не накормишь голодный желудок, то здесь для коммунистической идеологии нет места; она не поможет…
… «Человек, бывший в группе бедняков, этот человек, перейдя в группу богатых, фатально будет иным человеком. Из его тела при таком переходе помимо его воли вынимается душа «бедняка», и вкладывается «душа богача»… Какой-нибудь бедняк, яростно бичующий и ненавидящий богачей-»грабителей», провозглашающий собственность кражей, попав в богачи, быстро трансформируется и очень скоро с пеной у рта начинает защищать священные права собственности» и т.д.
Так было всегда. Исключений из этого правила нет.
Так было, и так есть. Для большей убедительности не мешает привести ряд исторических фактов, показывающих, как одна и та же социальная группа, являясь носителем коммунистической и сродных идеологий в бедном состоянии, разбогатев, «декоммунизируется» в своей идеологии, в своих поступках, убеждениях и речевых рефлексах…
… Беру… второй крупнейший факт и соответственную группу: христианство и христианскую церковь.
Оно дебютировало как идеология коммунизма, как идеология бедноты, составлявшей в первое время главную массу христиан. В первой стадии здесь было и известное равенство, и братство, и обобщение имуществ.
Прошли века. Из гонимой религии бедноты и из группы неимущих христианская церковь уже в IV–V вв. стала богатой, а в VII–IX вв. – главным богачом, овладевшим где 1/3, где 1/2 всей территории. И мы видим, как идеология и практика церкви и христианства декоммунизируется. В истории христианства в экономическом отношении необходимо различать два периода: время до признания Константином христианства господствующей религией (321 г.) и время после этого. В течение первого периода экклезию (церковную общину) составляла вся христианская община вообще, согласно принципу всеобщего священства. Члены ее были равноправны. Даже рабы не представляли исключения. Состояние, когда «все принадлежит всем», всегда выдвигалось отцами церкви в качестве идеала. На постоянных братских трапезах (агапах) господствовало в полном смысле слова общее потребление.
После Константина эти трапезы прекратились и даже были запрещены. В течение этого второго периода и экклезия была (уже только. – П.С.) община клира в более тесном смысле слова. Благотворительность духовенства шла на убыль по мере роста церковных богатств. Расходы на бедных, вначале поглощавшие почти весь бюджет церкви, теперь понизились до четверти. Законодательство Каролингов признает 1/4 церковных доходов принадлежавшими епископу, 1/4 – остальному духовенству (недурно приспособились! – П.С.), 1/4 – бедным и 1/4 входит в состав строительного фонда. Но даже эта пропорция сохранялась недолго. Начиная с псевдо-Исидора (IX в.) под бедными стали разуметь только бедных членов духовного сословия. Таким образом, церковь окончательно разделалась со своей прежней ролью благотворительницы, и… из клира (как и везде из уравнителей и коммунизаторов. – П.С.) постепенно сложилось поднимавшееся над мирянами и иерархически построенное первое сословие, материально и духовно независимое.
Церковь, упрочивая себе господство, должна была принести немало жертв. В течение долгой борьбы, которая вознесла духовную власть над светской, смирение, любовь к ближнему, самоотвержение, исчезли. Скромная пустыня с открытием мощей превращалась в разукрашенный монастырь; суровые подвиги основателей отходили в область преданий, а монастыри превращались в места лени, обжорства, разврата и т.д. Жадность, корыстолюбие и стяжательство церкви росли. Теперь всякий шаг священника должен был давать доход (венчание, похороны, причащение и т.д.); при жизни верующего каждый шаг его подлежал оплате; но жадность духовенства не останавливалась и перед смертным ложем верующего (плата за похороны, напутствие, место могилы); введены были пошлины, взяточничество, продажа индульгенций, как акций за счет банка – Христа и его подвигов – при казначее-папе и т.д. В итоге в средние века недвижимость церкви обнимала значительную часть наиболее плодородных земель Европы.
Уже при Григории Великом (ум. в 604 г.) «папский двор стал напоминать императорский. Наладились управление церковными землями и организация на них хозяйства под контролем особых чиновников. Папы выступают как политические вожди».
При такой эволюции декоммунизация идеологии церкви была неизбежна. И мы видим ее. Основные принципы христианства (равенство, общность имущества) позже были значительно изменены или им придано было особое значение. Например, «естественный закон» равенства был так изменен, что он допускал неравенство имущества и положения.
Некоторое время вслед за прекращением коммунистической практики церкви сохранялись еще коммунистические традиции древнего христианства. Отцы церкви, как прежде, громили богатство и неравенство (в IV в. – Василий Великий, Иоанн Златоуст, даже в VI в. – Григорий Великий и др.). Но это уже были отдельные вспышки, чем далее, тем делавшиеся более и более редкими, пока совсем не заглохли или пока коммунизм не был перенесен в потусторонний «град Божий», а на земле были признаны: и частная собственность, и неравенство, и привилегированное положение духовенства, и право эксплуатации, и право торговли, и даже в определенной форме ростовщичество. От былой идеологии бедноты у разбогатевшей церкви не осталось ничего, особенно в применении к себе самой (к другим мы вообще строги!). «Церковь стала богатой. Неудивительно, что по мере возрастания ее богатства она перестала управлять своим имуществом в пользу бедных; в церкви, особенно в богатых епископствах, распространились алчность и расточительство. Из коммунистического учреждения церковь превратилась в грандиозный механизм для эксплуатации, какой когда-либо видел мир… С тех пор имущество церкви стало считаться собственностью духовенства». Церковь превратилась в «вавилонскую блудницу», ее идеология совершенно «декоммунизировалась».
Описанное явление – типично. Оно в громадном масштабе рисует то, что в меньших размерах происходило и происходит постоянно. Та же история произошла и с нищенствующими орденами, дебютировавшими коммунизмом, но разбогатевшими и кончившими противоположной идеологией. Они забыли свои обеты и не помнят целей, для которых они учреждены. Их основатели хотели, чтобы они не имели никакого имущества. Позже, разбогатевши, они, чтобы приобрести имущество и собрать деньги, объявляют добро злом, а дурное – хорошим, соблазняют князей лестью, народ – ложью и ведут тех и других на ложные пути. Правда, на почве христианства возникало множество коммунистических идеологий, но они возникали не из лона официальной церкви, направлены были против нее и боролись с ней. Они, как мы видели, исходили из бедных слоев, не пользовавшихся богатствами церкви и потому стремившихся «коммунизировать» их, что и делалось не раз. Но как только сами эти «еретические группы» коммунизаторов добирались до богатств и захватывали их, то с ними снова и снова повторялась «вечная история»: разбогатев, они теряли коммунистическую идеологию и заменяли ее или более умеренной, или совершенно обратной. Сходные причины вызывают сходные следствия…
… Посему исследователю жизни идеологий, механизма и закономерности их подъемов, падений, колебаний и смены, нельзя игнорировать число и качество калорий, поступающих в организм общества. Часто разгадка многих загадочных явлений в сфере общественных настроений и верований лежит в колебании этой последней «переменной».