Религиозные группы и религиозные перегруппировки (П. Сорокин)

П. СОРОКИН*. РЕЛИГИОЗНЫЕ ГРУППЫ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ПЕРЕГРУППИРОВКИ
… Возьмем группу лиц, принадлежащих к одному и тому же государству и к одной и той же религии. Согласно сказанному, мы здесь имеем сложную, государственно-религиозную группу, составленную из кумуляции государственной и религиозной группировок. Если и государственная, и церковная власть дают этим членам одни и те же императивы поведения, если они побуждают индивидов действовать в одном и том же направлении (например, и государство, и церковь призывают их к войне), мы имеем солидарную кумуляцию этих группировок. Если дело обстоит наоборот, если принадлежность к государству требует от его членов повиновения распоряжениям органов государственной власти, а принадлежность тех же лиц к определенной церкви требует от них неповиновения государственной власти (например, приказ папы Григория VП, под страхом отлучения и интердикта требующего от подданных Генриха IV неповиновения последнему, или приказ патриарха Тихона, призывавшего паству к борьбе с большевистской властью) мы имеем антагонистическую кумуляцию двух группировок.
Членами такой же антагонистической кумулятивной группы являются большевики, признающие святость обряда венчания. Партия требует от них, чтобы они при вступлении в брак не ходили в церковь и не венчались, принадлежность к религии толкает их в противоположном направлении. В итоге такие лица оказываются в безвыходном положении: их «я» рвется на части противоположными императивами антагонистически скумулировавшихся групп, обручами которых они связаны. Они оказываются в положении лиц между двух зубчатых колес.
Теперь возьмем нейтральную кумуляцию. Классической ее формулой служит евангельское изречение: «воздадите кесарево кесареви, а Божье богови».
В применении к кумулятивной, религиозно-государственной группе эта формула рисует такое положение дел, где императивы поведения церкви и государства нейтральны, лежат в разных плоскостях и не скрещиваются: церкви нет дела до того, платит ли индивид налоги государству, и обратно, государству не интересно, постится ли, например, индивид в среду и пятницу. Императивы обеих групп не солидарны, но и не антагонистичны. Они не скрещиваются…

Кумуляции типичные и не типичные для различных эпох и стран
… Для прошлых времен, например, для средних веков, типичны такие кумуляции, которые в настоящее время диссоциировались и перестали быть «знамением века». Так, средние века характеризуются наличностью кумулятивной закрытой государственно-религиозной группы. Члены одного государства должны были принадлежать и принадлежали обычно к одной определенной религии, признанной и санкционированной властью, принадлежность к которой была обязательна. За небольшими исключениями подданные государств того времени были связаны двойной связью: государственно-религиозной. Для инаковерующих, «еретиков» не было места под солнцем. Они преследовались и уничтожались.
«Религия есть то, чему государство дозволяет верить, суеверие то, чему верить оно запрещает», так характеризовал положение дела Гоббс.
Для современных государств, провозгласивших принцип свободы совести и равенства религий, такая кумулятивная группа не типична. Сейчас жители одного и того же государства могут принадлежать и фактически принадлежат к различным религиям, вплоть до религии атеизма. Кумуляция религиозной и государственной группировок начинает рассасываться и в значительной мере уже диссоциировалась…
Так называемый кастовый строй характеризуется наличностью каст. Каста представляет не что иное, как солидарную, закрытую, наследственную кумулятивную группу, составленную из кумуляции группировок: семейно-родственной + профессиональной + религиозной + объемно-правовой + имущественной + отчасти расовой и языковой, при отсутствии значения группировки государственной. Такова «химическая формула» состава кастовой группы, как типичной для так называемого кастового режима. Подтвердим кратко сказанное. Что для бытия касты никакую роль не играет государственная группировка и политическая организация – это в один голос утверждают почти все исследователи каст. «В Индии нет никакого зародыша государства… Сама идея публичной власти совершенно чужда Индии».
Что каста в числе своих элементов имеет семейно-родственную группировку это тоже несомненно. По определению Ketkar’a (автор-индус) каста, прежде всего, группа, состоящая из тех, «кто родился в ее пределах от членов касты и включает в себя всех, имеющих такое рождение», «членам касты неумолимым законом воспрещено жениться на членах иных каст или выходить замуж за пределы своей касты».
Наряду с семейно-родственной группировкой каста является группировкой религиозной. «Каста – в значительной степени дело религии». «Касты располагаются по рангу, прикрепляются к своим ранговым местам и удерживаются на них только чувствами набожного уважения» или священного ужаса. «У индусов нет различия jus и fas. Все поглощено религией».
«Одной из главных связей членов касты, говорит Ketkar, является религия, делающая их всех учениками браманов». Сама семья уже представляет религиозный институт.
Далее, каста есть группировка профессиональная и закрытая. Каждая каста имеет свою профессию. Индивид здесь прикреплен к последней, переменить ее он не может, она наследственно передается от отца к сыну, от сына к внуку и т.д. ad infinitum. Этот факт опять-таки единогласно подтверждается всеми исследователями. Он настолько бесспорен, что имеются даже работы, пытающиеся сами касты рассматривать, как нечто идентичное с гильдиями и видеть в различии профессий источник происхождения каст.
Такая односторонность, конечно, неверна. Но вместе с тем несомненной является прикрепленносгь касты к определенной профессии. Сколько каст в Индии, столько и профессий. Сообразно с этим традиционное 4-х членное деление каст, взятое из «Законов Ману», фактически неверно. Профессий, а соответственно и каст в Индии гораздо больше. Ketkar насчитывает их не менее 3000. То же подтверждают и другие исследователи каст, а равно и статистическое исследование индусского населения.
Далее, каста как семейно + религиозно + профессиональная кумулятивная группа является в то же время и объемно-правовой группой. Профессия неразрывно здесь связана с объемом прав и социальным рангом. Каждая каста имеет свой ранг и свой объем прав. Брамины как представители касты и профессии священников имели максимум прав и привилегий, точно фиксированный в праве и резко отличающийся от объема прав других профессий (каст). За ними шли кшатрии (воины), за воинами – вайсии, за вайсиями – бесправные судры (ремесленники), назначением которых было служение высшим кастам. Словом, здесь профессиональная и объемно-правовая группировки были слиты, были неразрывными.
«Le caste», определяет Mazzarella, это устойчивые и автономные социальные агрегаты, юридически связанные иерархической связью. Сущность наставлений о них Нарады, Брихаспати и других древних сводов Индии сводится к следующему: 1) существуют четыре основные касты, члены которых называются брахманами, кшатриями, вайсиями и судрами, 2) каждая из предыдущих каст в этом порядке более высока и привилегирована, чем последующая, 3) особенно высоко положение – юридическое и социальное – брахманов, 4) существует узкое соответствие между природой и объемом прав, принадлежащих членам каждой касты, и положением, занимаемым этой кастой в кастовой иерархии.
К этим кумуляциям обычно присоединялась группировка по степени имущества, плюс – в начальный период образования каст, – группировки расовая и языковая. Если теории каст, пытающиеся в каждой касте видеть отдельную расу, неверны, тем не менее есть истина в утверждении, что четыре основные касты законов Ману соответствуют четырем цветам рас, что сама замкнутость касты по крови и бракам произошла не без влияния расового различия и в, свою очередь, вела и ведет к созданию особых по расе и биологической конституции типов.
В итоге, как видим, каста представляет сложный социальный монолит, члены которой были связаны рядом перечисленных связей. Пока антагонизм этих группировок не проявился, каждая каста представляла крепкосколоченное тело, члены которого настолько тесно обусловливали взаимное поведение, а каждая каста поведение других каст, что недаром исследователи, в роде Boungle, прямо говорят, что каждая каста является как бы единым телом.
Такова каста, как типичная для определенного места и времени кумулятивная группа. По своему составу она отлична и от сословий и гильдий, и цехов, и таких организаций, как организации иезуитов, друидов и др.
Для иных времен и народов – каста не типична. Ее, как определенной кумулятивной группы, мы в иные времена не находим.
Падение кастового режима означало ничто иное, как диссоциацию такой кумуляции, как постепенное разложение слитых в одно целое группировок. Для нашего времени в европейских странах кастовая кумуляция не типична…

Религиозные перегруппировки
Религия человека – социальный костюм, который можно снять и переменить. Если бы этот костюм был чисто идеологическим, то такие верования менялись бы очень часто, ибо верования вообще изменчивы. Но в религии суть дела не в верованиях, не в тех или иных комплексах идей, а в чувственно-эмоциональных переживаниях веры человека.
В последних – коренное ядро религии. Верования, догма, – это только вуаль, «идеологическое оправдание» и выражение чувств – эмоций человека. Не важно, чтобы они были логичны, – важно, чтобы вера была горячей. «Логика мало заботит веру (как комплекс чувственно-эмоциональных состояний), последняя в суждениях, ясных по тенденции и смутных по форме, извлекаемых ею из себя самой, ищет только удовлетворения». Правильно говорит Guignebert. Неважно, если догма будет противоречива. «Живая вера (в силу не логической природы человека) мало смущается трудностями такого рода». Она примет какую угодно нелепость, если последняя соответствует ее аппетитам. Чувства-эмоции человека или, говоря словами Sumner’a, нравы, формируются под влиянием социальной среды, теснейшим образом с нею связаны, и пока последняя остается в общем одинаковой, одинаковыми остаются и они. А раз так, то малоподвижными будут и догмы, – верования, идеологические формы религии, – ибо нравы, основной уклад социальной жизни, меняются медленно. Этим объясняется сравнительная медленность религиозных перегруппировок: индивиды остаются «абонентами» определенной церкви до тех пор, пока она в своих нравах коренным образом не начинает противоречить их чувственно-эмоциональному состоянию и аппетитам. Противоречие догмы и ортодоксии «логике» не важно; оно играет ничтожную роль.
Обращаясь к данным религиозных перегруппировок, мы видим, что, кроме эпох острой религиозной борьбы, нормальная циркуляция индивидов из религии в религию сравнительно слаба. Основные религиозные группы, особенно крупные, имеют устойчивые объемы. Религия индивида «оказывается результатом не специального решения лица (как например, брак), но лишь последствием предыдущего… исторического развития. Она просто наследуется в данной социальной среде». (Сын католика становится католиком, православного – православным и т.д.) Сознательные переходы из религии в другую имеют ничтожное значение. (Кроме эпох религиозных движений.) Отсюда понятна устойчивость процентного отношения числа абонентов различных религий. Вариации здесь очень малы.
Иной вывод получится, если взять столетия и тысячелетия. На протяжении их религиозные перегруппировки в виде колебания объема религиозных групп весьма значительны: одни религиозные коллективы исчезают, другие появляются. Причем эти процессы совершаются, подобно государственным перегруппировкам, скачками, резкими колебаниями. Столетиями религиозное расслоение может оставаться почти неизменным. Затем вдруг наступает эпоха кризисов; начинается интенсивное религиозное брожение; индивиды массами начинают перекочевывать из одной религии в другую; одни религиозные группы худеют, иногда исчезают совершенно; другие – появляются и растут с изумительной быстротой (примером таких эпох могут служить первые века распространения христианства, ислам, эпоха реформации или современная эпоха распространения религии социализма и т.д.). Через несколько десятков лет вся картина религиозного строения населения оказывается радикально измененной. Затем снова наступает эпоха «затишья», продолжающаяся иногда десятки и сотни лет, впредь до нового периода движений. Циркуляция индивидов происходит и в такие периоды, но она относительно ничтожна. Такова схематическая кривая религиозных перегруппировок.
Чем вызывается смена периодов религиозных движений и застоев – не будем здесь касаться. Из вышесказанного ясно, что она стоит в связи с изменением всего социального уклада населения, меняющего его mores, аппетиты, стремления и чувства-эмоции. Она служит следствием и симптомом этого изменения, с одной стороны, с другой, – новая вера, раз появившись, сама оказывает известное воздействие на это изменение.
Коснемся теперь в двух словах вопроса о будущем религиозного расслоения. Исчезнет ли оно? – Едва ли. Это могло бы быть тогда, когда все люди стали бы членами одной религии. Это маловероятно. История говорит не об уменьшении числа религиозных групп, а напротив, об его увеличении. Религиозная гетерогенность людей не уменьшилась, а скорее возросла. Могло бы религиозное расслоение исчезнуть и в том случае, если бы человек становился все более и более логическим и рационалистическим, т.е. считал бы истинным только то, что проверено опытом, наблюдением и другими методами точной науки. Нет сомнения, что знания (как положения объективно-правильные и проверенные, в отличие от верований, как положений объективно-неверных или непроверенных, частным видом которых служат религиозные верования) растут. Там, где появляются знания, они рано или поздно вытесняют верования и становятся общеобязательными. (Таковы, например, теоремы точных наук; социальные же «науки», в отличие от естественных, история, экономика, право, психология, социология и т.д. представляют в огромной своей части не знания, а верования, преподносимые в «наукообразной» форме). Но верования, изгнанные из одной сферы, подобно чертям, бегущим от ладана, водворяются в другой. В итоге область их не уменьшается, и человек не становится более логичным.
Меняются только формы верований. Огромная часть умственного багажа современного человечества, не исключая и ученых, состоит не из знаний, а веровании, субъективно принимаемых за знания. Мы удивляемся абсурдности верований «первобытного человека». Будущие поколения будут во многом удивляться нелепости наших верований. Хотя знания и растут, но так как область явлений, куда могут перекочевать верования, бесконечна, то нужно бесконечное время, чтобы уничтожить их абсолютно.
Живучесть верований следует и из теснейшей их связи с аппетитами, с чувствами – эмоциями человека. Если «идеология», «догма», «верования» соответствуют и консонируют с ними, то верования будут приняты, привьются и распространятся, будь они нелепыми из нелепых. Успех христианства или ислама, или религии «демократизма», «социализма», «монархизма» и т.д., объясняется не тем, что соответственные идеологии «истинны» или «ложны», а тем, что они соответствовали и соответствуют инстинктам и чувствам – эмоциональным вожделениям их адептов. Отсюда их успех и легкая прививаемость в соответственных группах. Так как трудно допустить, чтобы положение всех индивидов в системе социальных координат или в социальном пространстве стало одинаковым в будущем, то различными будут и их верования, в том числе, и религиозные верования. Вот почему не приходится надеяться на исчезновения религиозного расслоения и в будущем, по крайней мере, в ближайшие столетия.
Более вероятно ослабление антагонизма, вызываемого различием верований. Но и оно может быть подвергнуто сомнению. Различие верований «коммуниста» и «монархиста» теперь, как в прошлом различие верований католика и еретика, вызывает самый острый антагонизм и заставляет разноверующих без угрызений совести отправлять друг друга на тот свет ad majorem gloriam коммунизма или монархизма. Формы верований изменились, суть их осталась той же. Вот почему даже надежды на ослабление антагонизмов, вызываемых различием верований, далеко не бесспорны. По крайней мере, наблюдаемые сейчас факты говорят о том, что вековая проповедь терпимости чужих мнений и уважения чужих веровании не мешала и не мешает тому, чтобы противника отправлять на тот свет, если не под звон колоколов инквизиции, то под аккомпанемент ружейных залпов. Невеселые это corsi и ricorsi. Но неоспоримые. Приходится их констатировать. Приходится считаться с ними при конструировании всяких приятных и окрыляющих «исторических тенденций». Тысячу раз они превращались из «несомненных законов» в пустую иллюзию. Чтобы не впасть лишний раз в ошибку, приходится быть осторожным и воздерживаться от выдачи патентов за будущее.